[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

по темному пути (ситх в Звездных войнах), в букв. пер. с кит. «этот Запад» - эти иероглифы входят в состав слова «фашист» 法西斯, и 空寂 – пустота, безмолвие, нирвана.

[13] Прим. пер.: странно, что Лю Цингэ не харкнул кровью, узрев за спиной бородатого мужика с красной газовой тряпкой с прорезями для глаз на лице… о_О Видимо, одежда Ша Хуалин обладает определенными магическими свойствами.

[14] Не мог вынести этого зрелища – в оригинале употребляется идиома 不忍心 (bùrěnxīn) – в букв. пер. с кит. «нет решимости на что-то», в переносном смысле – «рука не поднимается, язык не поворачивается из жалости к кому-то».

[15] Превратить в фарш 千刀万剐 (qiāndāowànguǎ) – в пер. с кит. «рассечь на множество (тысячу 千) кусков» (первоначально: казнь, позднее − бранное выражение).

[16] Продолжал тяжелым взглядом созерцать руины – оригинале употребляется выражение 暴风雨在眼底胸中聚集 – в букв. пер. с кит. «жестокий шторм разразился в глазах и в душе».

[17] Под горячую руку 雷霆 (léitíng) – в пер. с кит. «раскаты грома».

[18] Мой лорд – в оригинале Цзюнь-шан 君上 (Jūn shàng) – в пер. с кит. «великий лорд» или «государь», в букв. пер. с кит. Цзюнь 君 (Jūn) – «владетельный князь, повелитель», Шан上(shàng) – «верховный».

[19] Лабиринт леса Байлу – по-видимому, в виду здесь имеется не гуй да цян 鬼打牆 (guĭ dă qiáng), с которым столкнулись Шэнь Цинцю и Шан Цинхуа в лесу Байлу, а другая ловушка – 迷阵 (mízhèn) мичжэнь – в пер. с кит. «заколдованный круг, лабиринт».

Глава 51. Этот сон полон боли

По реакции Ло Бинхэ Ша Хуалин тотчас убедилась, что его нимало не волнует личность второго вторженца: похоже, все, что его заботило – это украденное тело Шэнь Цинцю, так что она тотчас переменила тон, добавив:

– Лю Цингэ не мог уйти далеко, таща это… это… в одиночку! Эта подчиненная немедленно соберет людей и отправится за ним в погоню!

Однако Ло Бинхэ равнодушно бросил:

– Нет нужды.

Ша Хуалин невольно вздрогнула – в ее сердце вскипала волна недоброго предчувствия.

– Я отправлюсь за ним сам, – добавил Ло Бинхэ. – Позови Мобэя.

***

Тут-то Шэнь Цинцю познал на себе, насколько деликатен был в прошлый раз Ло Бинхэ, манипулируя паразитами в его крови.

Когда он вправду хотел убить кого-то с помощью своей крови, то тому не стоило и надеяться, что все, что ему доведется пережить – это периодические спазмы. Нет, кровь священного демона доведет тебя до такого состояния, что ты сам будешь превыше всего жаждать смерти – чудовищная боль не позволит ни удержаться на ногах, ни вымолвить хоть слово. Будешь ли ты кататься по полу или лежать без движения, подобно трупу – ничто не поможет тебе ослабить страдания хоть на мгновение.

И после того, как гневное марево битвы спало, Ло Бинхэ наконец вспомнил, на что пригодна его древняя кровь.

Тот, что вытащил Шэнь Цинцю из этой переделки, по-видимому, уже успел доставить его в безопасное место. Замедлив шаг, он бережно поддерживал заклинателя. Шэнь Цинцю мечтал хотя бы присесть, но у него не было сил озвучить даже это немудреное пожелание. Некоторое время почти протащив его на себе, его сопровождающий наконец-то сообразил, что с заклинателем что-то не в порядке.

Усадив Шэнь Цинцю на землю, он спросил ласковым, слегка встревоженным тоном:

– Как вы себя чувствуете? Быть может, вы ранены? – По-видимому, это был очень молодой человек – в его манере выговаривать слова было что-то странное, сродни легкой заторможенности.

Шевельнув губами, Шэнь Цинцю так и не сумел вымолвить ни единого слова: да и кто бы смог в то время, как миллионы кровяных паразитов вытанцовывают макарену в его сосудах, круша и жаля, распирая и выкручивая. Заклинатель сам не знал, что донимает его сильнее – отвращение или страдание.

По сравнению с нынешними былые муки от кровяных паразитов можно было сравнить разве что с комариными укусами – можно сказать, тогда Ло Бинхэ был почти нежен, поддразнивая его этим подобием щекотки.

Его посетила внезапная по своей пронзительности мысль: а если бы Ло Бинхэ узнал, кто он на самом деле такой, изменило бы это хоть что-нибудь в его несчастной судьбе? Оставалось признать, что в конечном итоге не повезло им обоим.

Быстро пробежавшись по всем достижениям и наградам, полученным от Системы, за последние года, Шэнь Цинцю пришел к выводу, что все это – просто апофеоз абсурда. Хотел бы он знать, в какой момент этот сюжет свернул не туда? Шэнь Цинцю с рождения был абсолютным и бесповоротным натуралом, да и ориентация Ло Бинхэ при прочтении романа не вызывала ни малейших вопросов. Так чья же это вина, в конечном итоге?

Хотя был ли смысл ломать над этим голову, когда решение лежит под носом: разумеется, вина за моральное разложение героев лежит на авторе! Это все Сян Тянь Да Фэйцзи с его писаниной!

Шэнь Цинцю успел издать сухой смешок, прежде чем его скрутил новый приступ невыносимой боли – тут-то он и впрямь принялся кататься по земле. Ему показалось, что это хотя бы отчасти помогло ослабить его муки.

Однако накататься всласть ему не дал его спутник, который тотчас принялся щупать лоб и щеки заклинателя. Неряшливо приклеенная бородка к этому времени почти полностью отклеилась, и лицо покрылось липким холодным потом. Незнакомец продолжал ощупывать его, спускаясь к груди и животу.

Как бы невероятно это ни звучало, в тех местах, до которых он дотрагивался, боль вроде как малость утихала, делаясь почти терпимой. Пользуясь этим, Шэнь Цинцю наконец смог восстановить дыхание в достаточной степени, чтобы задать давно занимающий его вопрос:

– О, мой дражайший друг [1], почему… вы меня трогаете?

В прошлом его не слишком волновало, если другие люди (а именно, мужчины) невзначай дотрагивались до него – да на здоровье, ему не жалко. Однако с тех пор, как Ло Бинхэ приоткрыл для него ряд плотно запертых прежде дверей, старательно сформированному за десятилетия жизни мировоззрению Шэнь Цинцю был нанесен сокрушительный удар, после которого он поневоле стал куда чувствительнее к подобным проявлениям внимания – похоже, мир для него никогда уже не станет прежним.

И теперь он едва ли когда-нибудь обзаведется близким другом своего пола!

Смущенно ахнув, незнакомец тотчас отстранился, покаянно отозвавшись:

– О, простите, я… не нарочно.

– Нет-нет, продолжайте! – поспешил переубедить его Шэнь Цинцю. – И позвольте поблагодарить вас за это!

Ведь теперь он отчетливо понял, что ему не